Пронеслась стрижами летняя пора,
Вновь несёт букеты в школу детвора,
Осень подлетает стаями ворон,
Душу будоражит колокольный звон.

Суетливых улиц меркнет звуков рой,
Под его былинный голос вековой:
Одиноким тоном, словно камертон,
Насыщает воздух Благовеста звон.

Об уходе времени, о земле сырой
Гулким эхом множится колокола бой
На урок зовёт он взрослых, как детей,
Просит не молиться, просит быть добрей.

Хищной птицей в вагоне место себе выискивая,
Полонённая бытом, до бесчувствия ног,
Сквозь шеренги тел, своё тело протискивая,
Жаждет взгляда того, кто бы ей бы помог.

Ей бы впасть в забытьё, скинуть дел всех ярмо,
Просто сесть на скамейку устало
Мчится в тёмном стекле отраженье её,
Слепком той, кем была и кем стала.

Кто-то сразу не встал, затаившись, как зверь
Телом, вспомнив из «Маугли» фразу
Рвутся новые судьбы в открытую дверь,
Подчинённые жизни приказу.

Но под «пулями» взглядов поднялся другой,
Видя Мать в ней, Сестру и Невесту,
Он за душу свою шёл в невидимый бой,
Ощутив отвращенье к «насесту».

Стыд холодным стволом постучал мне в висок,
Я увидел себя в настоящем:
Средь, уткнувших лицо в «монитора кусок»,
О любви бесконечно твердящем.

Их молчаливый диалог
Возник от молнии незримой,
Её разряд сбил мысли, с ног
Сердца наполнив юной силой.

Под шелухой избитых фраз
Живёт словам он параллельно,
В движеньях рук, в сиянье глаз,
От окружающих келейно.

Они в пространстве, средь дверей,
Наполненном рабочим бытом,
А не на острове вдвоём,
Людьми и Богом позабытом.

Друг друга ищут их тела,
Как Юг и Север на магните
Толпе чужда их маета
Понятна - Левину и Китти.

Из норки картонной, блестящей змеёй,
Липучая вылезла лента,
На кухне, в верёвку, вцепилась петлёй
И ждать стала жадно момента.

Когда соблазнит её глянцевый вид,
И запах густой и дразнящий -
Крылатых букашек, чья жизнь состоит -
Из поиска пищи манящей.

И мухи летели на гибель, жужжа
И в глянцевом вязли «болоте»,
В мученьях у них отлетала душа,
И лента пестрела от плоти.

А дети смеялись, играя под ней,
Считали тела для потехи,
Казалась им жизнь вереницею дней,
Где радость вселилась навеки.

А дедушка рядом, качал головой,
Он знал, что не ведали дети,
Что кто-то незримый, лукавый и злой -
Раскинул уже для них сети.

Люди есть - назойливые мухи -
Кажутся во сто крат их милей
И кусают и жужжат от скуки,
Вызывая в мыслях слово: "Бей".

Не найдёшь от них ты мухобойку
И не спрячешься под белой простынёй
Может в жизни всё у них на «тройку»
И душа зияет пустотой?

Не родится парфюмер вовеки,
Не создаст от них он аромат -
Пиршествуют мухи - человеки,
Видя в людях только голый зад.

Когда, устав от жизни серой,
От тяжести похожих лет,
Себя представишь королевой,
В которую влюблён поэт.

Тогда помолодеет тело,
Украсит Лик - оклад волос,
Смотреть на жизнь Ты станешь смело,
Забыв про Гамлета вопрос.

И в забытьи мечты блуждая,
В очах прикрытых сон тая,
Увидишь, как Посланник Рая,
Волшебный свет льёт на тебя.

А рядом преклонив колени,
Как призрак юности былой,
Поклонник твой - подобный Тени,
Явится словно дух святой.

Ты сможешь Тень его ударить,
Ты сможешь Тень его обнять,
И он морями отдалённый,
Почувствует любви Печать

Преодолев разлуки дальность,
В тот миг к сердцам вдруг боль придёт,
И нереальный мир Реальность -
В слезах невольных Обретёт.

Где ты детство беззаботное,
Средь кузнечиков и грёз,
И поляна поселковая
С хороводом из берёз?

Где друзья мои весёлые
И собака Уголёк?
Где вы бабушки и дедушки
И лампады огонёк?

Где трескучие морозы
И тепло кривой печи?
По лицу катятся слёзы
От бессилия в ночи.

Разбита чашка - можно склеить,
На это масса средств дана.
Пусть это труд, но можно верить,
Что будет вновь служить она.

А где найти такое средство,
Чтоб сердце вновь любить могло,
Когда оно, что эта чашка
В осколки вдруг превращено?

Я боюсь, что совсем некрасив,
Я боюсь, что совсем неразумен,
Я боюсь, что наверно спесив,
Я боюсь, что не создан для буден.

Но боязни свои растопчу -
Уничтожу клубок их гадючий,
Только Ты бы прижалась к плечу,
Словно молвив: Себя ты не мучай.