Рассказ Элины Быстрицкой о Войне.

- Элина, расскажите про войну?
- Мне трудно вспоминать, как это было:
не то, что б не хочу или забыла,
а нужно говорить за всю страну.

В те роковые годы наш народ
от мала до велика для Победы
трудился от заката до рассвета,
и не было важнее из забот.

Спросите ветеранов, стариков –
пожав плечами, скажут:
- все так жили.
Вот этой силой мы врага разбили,
освободив отчизну от оков.

И я не исключение:
в тылу
ровесницы работали ударно,
а мне достался поезд санитарный…
И дальше, неохотно:
как в пылу
войны, в числе других госпиталей,
оставив позади горящий Киев,
их поезд продвигался в глубь России,
откуда, занимаясь всё алей -
с бойцами эшелоны гнал рассвет
пожарищам навстречу и бомбёжкам,
а женщины тревожно из окошка
на станциях крестили их вослед…

- Мне память сохранила с тех времён,
Как снимок:
на разбитом полустанке -
состава обгоревшего останки.
А под откосом – с почтою вагон.

И степь…
До горизонта вся…
Белей
полей под снегом: письма, похоронки,
а в вышине, над всем – печальный, звонкий
клич улетавших к югу журавлей.

Не счесть теперь ни матерей, ни жён
не получивших чьих-нибудь последних
тех весточек;
ни с рубежей передних -
солдат, кто, не дождавшись, был сражён.



Всё тягостнее речь её и слог
задумчиво - усталый,
и нередко
вновь пальцы теребили край салфетки;
И, чтобы поддержать наш диалог,
я задавал вопросы невпопад -
встречая понимающий и тихий,
как у людей с лихвой хлебнувших лиха -
чуть искоса, испытующий взгляд.

В тот миг она была, наверно, там:
в том поезде, где приторный до рвоты
тяжёлый запах крови и мокроты,
сочащихся по стираным бинтам.

Там, где махры и пота благовест,
где, на крыло свалившись, самолёты
с тузами на боках - вели охоту,
прицеливаясь прямо в красный крест.



Не клеился дальнейший разговор.
Мы как-то больше вежливо молчали.
В упор глазами полными печали
глядел в меня её немой укор.

Нет, даже не укор, а приговор,
за то, что я докучливым незнаньем
разбередил клубок воспоминаний,
комком в груди живущий с давних пор.

Мне было стыдно, словно невзначай
обидел дорогого человека:
и за её, припухшие вдруг, веки,
и за, уже давно остывший, чай;
что не обнять мне и не обогреть
вдруг ставшие родными – эти плечи,
и паузы неловкие – предтечи,
что, видимо, пора и честь иметь.

А так хотелось поблагодарить:
найти, сказать от сердца – не для слуха,
но веяло такою силой духа,
что не посмел: боялся оскорбить.

Слова, что ей, скорее, не новЫ –
застряли по пути, как в горле кости;
то, собственно, зачем пришёл я в гости -
осталось недосказанным…

Увы,
избитых фраз изысканный елей
здесь был бы совершенно неуместен
и неприятен
Женщине известной
породой несгибаемых людей!

Всё, что сумел:
смущенья скрыв огонь –
поцеловать признательно без звука,
протянутую на прощанье, руку
в распахнутую мягкую ладонь…




Был месяц Май.
Играла ребятня
в «войнушку», как обычно, и пестрели,
громя «фашистов» - русские пострелы.

На них смотрели на закате дня,
край занавески, сдвинув,
там, в окне –
глаза отнюдь не воина-эллина:
девчушки с хрупким именем Элина.

Одной, из победивших в той
Войне…


Май 2010г