Моя заснеженная Русь,
Холодный ветер, полустанок,
Лежит на сердце тихо грусть,
Лежит сегодня спозаранок,
Лежит простор передо мной
И молчаливый, и суровый
И я, мальчишка пред тобой,
В любви к тебе признаюсь снова,
И отогреется душа,
И в сердце радость постучится.
Россия, Русь, ты хороша,
Поёт у рощицы криница!

Автор: Виктор Шамонин-Версенев
Читает: Александр Водяной

https://yadi.sk/d/hiedn8_Kdwm4FA

"Предавать удивительно просто",
И давно я не ела пломбира.
Удается шутить только пошло,
Смотреть глазами цвета сапфира

И прямо в такие глаза...
Обещаю предать сначала себя,
Затем правду и шестые двери.
Кровью пусть плачут -
Я предам вас: святые образа,
Ваши стенания и свой молебен.

Я позволю рвать меня по кускам -
Разобрать на части, остановившим время.
Грустный смешок отпущу небесам,
Вслух прочитав: "Странное племя".

Тоска мне ударит в висок,
Вскроет венами новые мысли.
Спуская безжалостно ржавый курок,
Я сплетаю пальцы в холодные кисти

Над страшным словом "предать"...
Оно сложнее и одновременно проще
Привычного всем "переспать".
Много легче свершить, тем же и горще.

Достаточно стать незаметным,
Стать к другим абсолютно глухим.
Предательски слепнуть к победам,
Забывать отпускать любимым грехи.

Достаточно жить и верить безвольно.
Заметить как мало в тебе стало тебя.
Потому что быть собой стыдно и больно,
Потому что так страшно любить себя.

Яков Есепкин

• Из книги
«Сонник Корделии»

Портреты юдиц с жасмином и маками

Шестой фрагмент

От нагорных дворцовий святых
Нам внесут пировые емины,
Травных мало – и хватит златых
Яблок Гебы, цедящих кармины.

Мертв диамент юдоли, сады
Елеонские мглой истекают,
Барвой черной овиты плоды,
Коих тще эвмениды алкают.

Но умолкните, феи весны,
Сомолчите, пусть Изы и Ханны
Яд лиют в наши темные сны,
Где царевны пиров недыханны.

Десятый фрагмент

Молодой виноград отиснит
Золотые лекифы, тийяды
Воск прельют, аще Тийя бранит
Меловниц, зряше черные яды.

Расточайся, арома пиров,
Яды стоят любви и коварства,
Мертв жасмин о белене юров,
Гоев неба венчают на царства.

Будут черствые хлебы алеть
И Господе, в шелка совиенный,
Уберет изумрудную плеть
С темной кровью в ларец потаенный.

Тринадцатый фрагмент

И серебро темнеет, Эпир,
Будем цветью мелить апронахи,
Узы крови – к лепиру лепир
Соведут, чтить их будут монахи.

Ах, дурманящий сад лишь белей,
Фей жасмин увивает, на хлебный
Стол несут из нагорных полей
Алый мак, щедр Ефимий велебный.

Нас Господе презрит в стороне
От рекущих, с маковницей талой,
О небесном холодном огне
Истекающих цветностью алой.

Двадцать второй фрагмент

Белый день иль зерцало, следи
Это пиршество, Летия, гои
Нас презрят со небесной тверди,
Аще милы Эдему изгои.

Век молчали, а суе молчать,
Но смертливые осы парили
Над устами, одно ли – вскричать
К хорам тьмы, чтоб царей не корили.

В пировые убийцы найдут,
Враждовать станут фрики домами,
Ангела нас тогда и сведут
По челам восковыми каймами.

Пятидесятый фрагмент

И весельем пиит обуян,
Франсуа-парикмахер готовит
К стрижке локны и царь обезьян
Тигров мглы соваяния ловит.

Что и шлют нам химеры, следя
Тусклых статуй беспечность, Гермина,
Вновь пурпурного чает дождя
В зное бледном юдоль Таормина.

От июльских и мы колоннад
Всепьяны, зрим на столах эклеры
И алкаем серебро менад,
Преславляя ночные галеры.

Портреты юдиц с лекифами

Семнадцатый фрагмент

Под серебром ли горкнет вино,
Щедро лей, антиквар, ныне будем
Хмель пергамский алкать, на рядно
Шелк устелим и млечность избудем.

Что юдицы лекифы таят
И с еминой цикуту лелеют,
Гробы ль мнятся им, сколь восстоят
Меж обсид и юродно белеют.

Лишь очнемся – зерцают оне,
Как по флоксам августа виньэты
Лярвы тянут и в бледном огне
Тускло наши горят силуэты.

Тридцать девятый фрагмент

Горы кухонов жарких влекут
Пышных див, лэкех манит армою,
Всякой юне – алмазный лоскут,
Всяка нищей богата сумою.

Тяжело целование фей,
Превиенных шелками ночными,
Насылает химер ли Морфей,
Вакх струями ль поит ледяными.

Иудейские пиры ярки,
Здесь нас любят, Господе, и чают,
И со миррой Твое ангелки
Царичей убиенных встречают.

Сорок третий фрагмент

Несть еллинов и гоев, к пирам
Оглашенны сионские дивы,
Мы ль нагорным угодны дворам,
Здесь ли столпники неб юродивы.

О порфировых мантиях бдят
Ягомостей холеных челяди,
Вина молча разносят, следят,
Чтоб упились цикутою бляди.

Кто еще неотмирен, восстой,
Одеон эту мглу созерцает,
Преследи, как хрусталь золотой
В наших раменах течных мерцает.

Пятидесятый фрагмент

Красным воском столы оведут
Золотыя фиады, пасхалы
Там наставят, где нас и не ждут,
Где решетники ночи всеалы.

О шелках ли юдицы темны,
Миррой червною дышат, цветками
Чад манят в божевольные сны,
Грозных царей зовут ангелками.

И, белясь, фарисеи вино
С млечным ядом над нами пригубят,
И рекут: се успели давно,
А по ним лишь архангелы трубят.

Яков Есепкин

• Из книги
«Сонник Корделии»

Портреты юдиц в серебре и атраменте

Пятый фрагмент

Щедрый август нас дарит вином
Краснозвездным и млечным араком,
Иль всевещим забудемся сном,
Ид следя хоть бы мраморным зраком.

Что церковные флоксы, от роз
Белотечных пьяны мы, Господе,
Тридевятое царствие Оз
Чад взыскует о славленном годе.

Будем емины миррой студить,
Будут внове резвиться менины
И червовою тушью сводить
Кровь отроцев на их именины.

Тринадцатый фрагмент

Ах, Господнее лето, цари,
Изливайся блистаньем жаровен,
Мел и пурпур вакханкам дари,
Их атрамент с лилеями ровен.

Посох зрячий найдем – долог шлях
И к мурогам небесной юдоли,
Что серебро таить в уголях,
Всяк обоженный инок, глаголи.

Но алмазные нети пусты,
Хлебы черствые кажут святые,
И белена течет на холсты,
Ядом лилий однех совитые.

Двадцать девятый фрагмент

Ананасы в шампанском пьянят
Эвменид и беспечных гризеток,
Яства ночи серебром тиснят
Гостьи снов, мусс цедят со розеток.

Выльем черный атрамент, хлебов
Маки жгут ли нагорий сувои,
Пудрят снегом осповницы лбов
И гордятся увечьями вои.

И зеферники ядно белы,
И винтажная тускла портретность,
Где лиют на щедрые столы
Хоры юдиц мышьячную цветность.

Сороковой фрагмент

Допием ледяное вино
Из всешумных подвалов Никеи,
Выше неб мы и были одно,
Тосты наши читали алкеи.

Суе петь золотые плоды,
Аще осень чарует юнеток,
Аще барвою течны сады
И угашен атрамент монеток.

Ах, Господе, мы тихо стоим
За раменами ангелей пиров
И оплывшие воски таим
На манер небозвездных лепиров.

Пятидесятый фрагмент

Будет розовый сад источать
Негу мглы, ночь овеет струями,
И сойдем ягомостей встречать,
Бледных ангелов неб с копиями.

Это, Господе, маковый стол,
Хлебы пышные, яства земные,
И далек Твой небесный престол,
А емины у нас выходные.

Иль очнемся – юдицы нести
Мертвоспелые розы нам тщатся
И серебро ведут по желти,
И в каморы всенощно стучатся.

Портреты юдиц с жасмином и камелиями

Пятый фрагмент

Феи Асии, пойте весны
Сени белые, их ли оминем,
Грозовые морганы темны
О нагорье кобальтово-синем.

Все к пирам, любят нас ангела,
Чинно яства несут мажордомы,
Обвиют цветом неб зеркала
Слободские богемные домы.

На ампирники пурпур ввили
Камнетесы под оспой увечий,
Где нисана сады и цвели
В черном блеске холодных истечий.

Четырнадцатый фрагмент

Из подвальниц лекифы нести
Молодым ли тиадам всевольно,
Столы наши горят о желти
Золотой, а и мертвым не больно.

Яко пир, обвивайся, арма
Царствий смерти, круг емин эфирных,
Навиенна вдоль чаш сурема,
Феи алчут десертов зефирных.

Будут, будут еще голосить
По царевнам белым юродные,
И возвышенный траур носить,
И камелии мнить ледяные.

Тридцать первый фрагмент

Сени мая, пылайте, мелясь
Негой вашей, горит и осповник,
Девы-розы снуют, веселясь,
Бел жасмин и надмирен шиповник.

Чудный день, от цветения кущ
Белорозных пьянеют фемины,
Всяк молчавший сегодня рекущ,
Хмелем дивным тиснятся кармины.

Пир течет на Волшебной горе,
Ягомостей менады встречают,
И портреты юдиц в серебре
Елеонский дурман источают.

Сорок второй фрагмент

Миррой темною щедро столы
Эвмениды во снах украшают,
И юдицы опять веселы,
И к бессмертию див оглашают.

По серебру афинскому вьют
Чернь и негу блюстители пиров,
Нас не эти ль юнетки собьют--
В тусклой цвети горящих лепиров.

И пылает диаментный хлеб
Меж крюшонниц с беленою пенной,
Где трапезы всеславит Эреб,
Тьму лияше над барвой склепенной.

Пятидесятый фрагмент

Веселись, шумогласный Эпир,
Славь балы, золотая Никея,
То ли бал, то ли всенощный пир,
Чают дивы кифар и Алкея.

Се царевны в жасмине пеют,
Хлебы пышные челядь разносит,
И юдицы о темном снуют,
Их Геката одна лишь выносит.

Неб цвета истекутся, юлы
Убегут нощных чар бальзаминов,
И фиады прельют на столы
Кровоцветность лилей и язминов.

Яков Есепкин

• Из книги
«Сонник Корделии»

Портреты юдиц в истечном кармине

Четырнадцатый фрагмент

Именины, Урания, пой
Звездочетов, к балам оглашенных,
Им дарит ли великий слепой
Одиссею и жен совершенных.

Ах, фиады, лелейте шелка
Сребровласых небесных гризеток,
Хмель пусть бродит, какая тоска
Истемнит млечный холод розеток.

Пусть юдицы, хотя захмелясь,
Огнь жасминовый видят и свечи
Именитств, и беленой мелясь,
Чернь лиют в белорозные течи.

Девятнадцатый фрагмент

Сад надежд и мечтаний благих,
Мы в альтанках твоех каменеем,
Из фарфорниц пием дорогих
И молчим, и темно пламенеем.

Цвет гранатовый Тийя со неб
Расточит, огнь жасминов зерцая,
Чтоб цветочный виющийся хлеб
Пели девы, юдоль восклицая.

Им ли зреть над туманной смугой,
Как, виясь, у цариц на помине
Эллин мертвый иль мраморный гой
Задохнется в истечном кармине.

Двадцать четвертый фрагмент

Август негою цвети манит
Фей ночных и огонь расточает,
Кто и был на миру именит,
Пусть холодных цариц обольщает.

Будут алые розы полоть
Сонмы юн, увитые шелками,
Руки нежные будут колоть,
Оды горние петь с ангелками.

И велебные девы рекут,
Сколь безвинны убойные чада,
И по нашим перстам истекут
Алый воск и златая охлада.

Тридцать восьмой фрагмент

Полн лавастр золоченый вином,
Бледны гостии всенощных пиров,
Князи ночи о цвете ином,
Сами ль мы во тенетах ампиров.

Несть богиням лекифы, оне
Аще мирру и яды алкают,
Перси их на ущербной Луне
Смирной тусклых вязниц истекают.

Будет Господе хладную цветь
Млечной краской сводить, вопияше
К ангелам, и начнет огневеть
Мгла белен в алавастровой чаше.

Пятидесятый фрагмент

Вновь скульптурницы ночи белы,
Эвмениды в альбомы юнеток
Заточают литании мглы,
Рифмы яд и серебро монеток.

Гости пирствуют шумно, звучат
Фей тостовники, хор их не срамен,
Ягомости во хмеле кричат,
Девы бавятся течностью рамен.

Иль очнемся – атрамент плывет,
Жжет фарфор блеск мелово-карминный,
И лиется вишневый исцвет
На диаментный хлеб именинный.


Портреты юдиц в кровавом исцвете

Второй фрагмент

Август пламенный веерам тьмы
Нисходящей дарует сиянье,
Геспериды внимают холмы
И оливы, и яблок ваянье.

Перси бледных юнеток в шелках,
Золоченых пожаром высоким,
Где и цвесть, на каких облаках
Феям ангельских неб милооким.

Ах, Господе, мы сами темны,
Хлеб с вином и эклеры не чаем,
И белых фавориток Луны
Во кровавый исцвет облачаем.

Двенадцатый фрагмент

Лейте в келихи воск цветников,
Золотые менады, сливайте
Пунш на хлебы, небесный альков
Благодатен, еще пировайте.

Увиют елеонской армой
Нас чудесные феи, обедать
Зазовут ли и с Гебой самой –
Емин щедрых всецарских отведать.

Выпьем цветность и мирру, со роз
Ягомостям сплетут Моргианы
Плети алые, царствия Оз
К гоям тьмы насылая морганы.

Двадцать восьмой фрагмент

Именинников август поит
Звездной терпкостью, нежным араком,
Всяк чудесен высокий пиит
И обвенчан с холодным сумраком.

Небовейная Эрса, балуй
Агнцев млечных убойной росою,
Их серебром пои аллилуй
И храни пред лядащей косою.

Нет печальней веселости Ид,
Виждь – смеются оне и зерцают
Нас о красных шелках аонид,
И карминовый яд восклицают.

Тридцать первый фрагмент

От нагорных столов к юровым
Феи смерти всещедро хлебницы
Неб соносят в усладу живым,
О венечье пеют балевницы.

С черной мятою кремы взвиты
Над пирожными белыми, торты
Именинные мглой прелиты,
Аще пить – до разрыва аорты.

Се юдоль, се ея терема,
Цвети роскошь, юнеток влекущей,
Где точится гнилая хурма
Из виньеточной антики сущей.

Пятидесятый фрагмент

Пировают в асийских садах
Феи неб, весело пировают,
О злаченых темнятся плодах,
Благолепые вишни срывают.

Се, Господь, основные цвета
Для успения – желтый и красный,
Суе ль тусклая кровь излита,
Нам атрамент лишь мнится прекрасный.

На пиру нас звали умереть,
Днесь червицу алкают святые,
И лиется вишневая мреть
На истечья емин всезлатые.

Служба каждого солдата,
На смекалку ту богата.
Как-то летом, в час ночной,
Встал солдатик на постой.
Он и голоден и квёл,
Он с тоской глядит на стол.
Только стол тот чист и пуст,
Над столом тот свет не густ,
А старушка перед ним,
Не парит, как херувим,
Перед ним она, как дуб,
Взгляд её совсем не люб,
Бровки хмурит и сопит,
Жадность в бабушке не спит.
Да солдату дела нет,
До её проблем и бед:
- Я, бабулька, есть хочу,
Хоть ворону проглочу!
Только вижу, хнычь не хнычь,
От тебя не жди кулич!
Врать старушке в самый раз,
Врёт старушка без прикрас:
- Я бедна, солдатик, знай,
Вышел в год неурожай!
Тут, в углах, не пискнет мышь,
В сундуках тех дремлет шиш!
Наш солдат не знал каприз,
Пред старушкой он не кис:
- Вижу сам, что ты бедна,
Бедность тут во всём видна,
Но, коль есть в углу топор,
Ни к чему нам разговор.
Кашу, мать, из топора,
Сварим в часик-полтора!
Удивилась бабка, страсть,
Только бабке кур не красть:
"Вижу, ты солдатик хват,
Но простецкий ты солдат!
Угоститься я не прочь,
Сладкой будет эта ночь"!
Был солдат на дело скор,
В чугунок вложил топор,
Вмиг залил его водой,
И на печь, в огонь живой.
Улыбался он и цвёл,
Сеть солдат старушке плёл:
- Будет кашка славна, мать,
Слов мне в яму не кидать!
Вот прошёл какой-то час,
У солдата вспыхнул глаз.
Взял солдат на пробу вар:
- Ох, какой у нас навар!
Всыпать бы крупы чуток,
Не закрыть бы мне роток.
Ел бы кашу, не бледнел,
На глазах твоих жирел!
Бабка ходом и в сундук,
Не впервой трудить ей рук,
Принесла той гречи в край,
Только делом управляй!
Похвалил её солдат:
- Нам крупы, мать, в аккурат!
Будет, чем заполнить брешь,
Только радуйся и ешь!
Полчаса прошли, что миг,
У солдата время пик:
- Что за прелесть кашка, мать,
Запах кружит, не унять,
А коль вышло каши впрок,
Нам бы маслица шматок
И в ту кашу, в самый жар,
Это будет Божий дар!
Уловила бабка спрос,
Ей решён в момент вопрос.
Чугунок солдат на стол,
Речь он скромную повёл:
- Нам бы ложки, хлеб и соль,
Пальцы тут уж не мусоль,
Открывай пошире рот,
Ложку чёрт не отберёт!
Бабка к полке и назад,
Ложку в руку взял солдат,
Посмотрел на соль и хлеб,
Духом вмиг солдат окреп:
- Вынимать топор не сметь,
Каши вкус уйдёт, заметь,
А топорик чудный, мать,
Грех тебе его терять!
Бабке радость и не скрыть,
Ей придётся с нею жить:
"Чудный, правда, мой топор,
Просто радует он взор!
Стану я его беречь,
От соседей тех стеречь"!
Ложки знали цепкость рук,
Долго шёл по дому звук,
А потом забрёл к ним сон,
Был цветным и крепким он.
Утром ранним встал солдат,
Он старушку видеть рад:
- Врать мне, бабка, не с руки,
Будут дни твои легки!
Есть топор, и есть дрова,
Руки есть и голова,
Есть крупа и масло есть,
Будет, с чем за стол присесть,
А коль в доме хлеб да соль,
Голод в доме ты не холь.
Бабке он поклон отдал,
Путь с улыбкой он верстал,
А старушка вмиг в надзор,
Не дай Бог упрут топор,
Да и думка та при ней,
Не созвать ли в дом гостей?

Конец

Автор: Виктор Шамонин-Версенев
Читает: Александр Водяной

https://yadi.sk/d/eWv7mn3xrxj8f

Был июль и жаркий день,
Загрустил у речки пень,
И ворона та грустит,
На пеньке она сидит.
Только двое медвежат,
Тим и Том, в реке чудят,
В речке весело, свежо,
Им сегодня хорошо!
Накупались Тим и Том,
К дому шли они гуськом,
У сосны пришлось им встать,
Том не может дрожь унять,
Под сосной он видит сыр,
Вот удача, будет пир!
Том находку в лапы взял,
Том ту радость не скрывал:
- Ох, какой большой кусок,
Не носить мне поясок!
Сам себе я господин,
Съем я этот сыр один!
Возмутился тут же Тим:
- Нет, давай вдвоём съедим!
Ты покушать с детства хват,
Поделиться нужно, брат!
Том братишку перебил:
- Это выше моих сил!
Мне делиться, брат, не в спех,
Не глупей медведей всех!
Тим пред Томом не робел,
Уступать он не хотел:
- Нет, так дело не пойдёт,
Не тебе находка в счёт,
Отдавай-ка сыр мне весь,
Сам смогу его я съесть!
Ох, и трудный вышел спор,
Каждый нёс в том споре вздор,
Не жалел ни сил, ни слов,
Каждый был к борьбе готов!
Тут лиса явила лик,
Им сказала, напрямик:
- Спору вашему не быть,
Сыр вам лучше поделить!
В этом деле я знаток,
Дай-ка сыр ты мне, дружок!
Том глазёнками сверкнул,
Сыр лисе он протянул:
- Ты пред нами не юли,
Честно сыр, лиса, дели!
Разломила сыр лиса,
Щурит хитрые глаза,
Те куски, хоть волком вой,
Больше первый, чем второй!
Медвежата снова в спор,
А лиса творит сыр-бор:
- Коль в кусочке лишек есть,
Этот лишек нужно съесть!
Дело делать ей не в страх,
Дело приняло размах,
Вдруг кусок большой стал мал,
Малый больше тут же стал.
Возмутились братья, жуть,
Да лисичке не всплакнуть,
Не впервой куски ровнять,
В деле ей стыда не знать,
Вышло тех кусочков два,
В лапах их видать едва.
Принялась лиса за речь,
Ей словечки не беречь:
- Вот кусочки, в самый раз,
Просто радуется глаз.
Меж собой они равны,
Будет вам не до войны,
Их осталось только съесть,
С тем, друзья, имею честь!
Отдала лиса им сыр,
Бледным стал братишкам мир.
Вслед лисе они глядят,
Взглядом лисоньку гвоздят,
Да лиса шагает в рост,
Держит вновь по ветру нос,
Коль та жадность вам не грех,
Ждёт лису большой успех!

Конец

Автор: Виктор Шамонин-Версенев
Читает: Александр Водяной

https://yadi.sk/d/DdHs5BdSrxkk3

Ты не плачь, уставший ветер,
Полежи в стогу со мной,
Я давно тебя приметил,
За опушкою лесной,
Полежи и успокойся,
Травы буйные не мни
И меня ты, друг, не бойся,
Красота вокруг, смотри!
Ветер лёг со мною рядом,
Душу мне не бередил.
Он меня окинул взглядом:
- Ну, спасибо, приютил.

Автор: Виктор Шамонин-Версенев
Читает: Александр Синица

https://yadi.sk/d/EtDs-fEwNsYbL

Яков Есепкин

• Из книги
«Сонник Корделии»

Портреты юдиц в зефирном сумраке

Седьмой фрагмент

Именитства у томных менин,
Славят ангелы их надэфирность,
Ах, летучий восторг именин,
Кринолинов и шелков зефирность.

На фамильных часах майский сон,
Юность вечная, райская нега,
Озлачают Парис иль Ясон
Дев – белее цветущего снега.

И о розовых блещет власех
Гребней мел истонченней оклада,
И под шелками розовниц сех
Лядвий белых томится охлада.

Девятнадцатый фрагмент

Цветь нисана в пурпуре виньет,
Разлиется атрамент чудесный,
Се пылают смарагды тенет
И свивается морок одесный.

Толпы шумные, феи цветов,
Не урочество ль это благое,
Яко царей несут без щитов,
Тще рыдать о еллине и гое.

Се и мы, се и мы восстоим
С бутоньерками ломких жасминов,
И пасхалы юдоли таим,
Задыхаясь меж темных карминов.

Двадцать восьмой фрагмент

Полны амфоры ядом хмельным,
Изумрудной отравою мая,
Вдов чаруют огнем ледяным
Ягомости, свечницы взнимая.

Фей Господе к нагорным столам
Огласил, будет пир их всехрамен,
Будет мниться Его ангелам
Нощно мраморность лядвий и рамен.

Иль дадут воям огненных неб
Кубки с темной беленою Литы,
Где в пурпурный виньеточный хлеб
Кровь и слезы младенцев прелиты.

Сорок третий фрагмент

Наднебесный атрамент мелков
Опочивших царевен белее,
Чаровниц сотемняет альков,
Нимф прекрасней оне и милее.

Выжмем в кубки холодную цветь
Алавастровых лилий, зерцайте,
Феи неб, вам еще огневеть
С георгинами, нощно мерцайте.

Иль Господе на смерти косу
Заплетет волошковый букетик,
Чтоб убойную эту росу
Источал всякий мраморный цветик.

Пятидесятый фрагмент

Чресла граций меловых шелка
В бельэтажах легко увивают,
Царской оперы столь высока,
Нимфы хоры ея закрывают.

И цветочные вина фиад
Ароматом дивят неботечным,
И лилейный огонь колоннад
Перманентом чаруется млечным.

Ах, и нам темно-огненный эль
Феи смерти несут, каравая
Бледность ядом гасяше и хмель
Изумрудный со усн преливая.

Портреты юдиц с лекифами и миррой

Восьмой фрагмент

Яд в лекифы холодные, цветь
С маслом розовым феи сливают,
Аще вольно теням огневеть,
Где избранники неб пировают.

Се, Господе, пиры не Твое,
Мглу цветочную пьют ягомости,
Навили шелком тьмы остие
Идам, се не игральные ль кости.

Станут млечные принты вести
Белошвейки, закажут араков,
И дадут ко столам поднести
Гоям имберлэх – черный от маков.

Шестнадцатый фрагмент

Благодатный нисан, воспевай
Сени яркие, хором цветущий,
Пусть ломит столы неб каравай,
Это огнь, крышу мира плетущий.

Соточимся из тягостной мглы,
Роз букетники цветом одарим,
Внове черные розы белы,
Мы ль одесно еще государим.

И увидит Господе – вино
Кровью чад прелиется невинной,
И пылают хлебницы темно
В белорозной сени домовинной.

Двадцать седьмой фрагмент

Суе плакать, Господе, взывать
Ко Твоем ангелкам-гувернерам,
Так и будемся вновь пировать,
Лити пунш на крови милым ёрам.

Весел смертник небесный иль гой,
Нам юродные бляди устелят
Путь лилеями, цели благой
Нет одно, тще хламиды и белят.

Узришь нас в серной мгле – не тяни,
Юдиц шли, яко агнецы лишни,
Чтоб смеялись о ветхой терни,
Соядя переспелые вишни.

Двадцать девятый фрагмент

Славь, Белькампо, парафии тьмы,
Зла цветы и лафитники неба,
Обводи золотые каймы
Меж столовий, где царствует Геба.

Туне ль ангели нив сорвались
Вниз и дале, их Пан обольщает,
Аониды вчистую спились,
Одеон эту вольность прощает.

Лишь владыки одесно и пьют
Мглу белен в несомерных цветницах,
И червовые розы тлеют
О диаментных наших зеницах.

Пятидесятый фрагмент

Пудрой оспу юдицы сведут,
Лбы ветхим перманентом совеют,
Хороводы, мелясь, заведут
В тьме аллей, тще ль оне багровеют.

Плачь, Кармина, лекифы полны
Днесь галатским серебром и ядом,
Жарко золото – мы холодны,
Вдов смешим диаментным нарядом.

О царях тост поднимем за сех
Шлифовальщиц белены алмазной,
И на рдеющих тускло власех
Их вскипит хладность мирры образной.

Яков Есепкин


• «Астеническое состояние традиционной современной русской литературы давно не удивляет литературоведов и критиков, в равной мере страдающих астеническим синдромом. Этот общий упадок интеллектуальных сил воспринимается как норма. Вытесненная из массового сознания гениальная художественность априори не может проникнуть в его тьму, на страже Церберы. Имя автора «Космополиса архаики» осознанно табуировано литературными эфемеридами.»
Г. Белова

Портреты юдиц с вишнями и ядом

Девятый фрагмент

Сколь дворцовые пиры текут
И юдицы отраву лелеют,
Нас в подвалы Чумы совлекут,
Где от ядов оне веселеют.

Будут, будут еще увивать
Мертвой чернию спящих прелестниц
Гои неб и следы замывать
Крови их на винтажиях лестниц.

Всё ланиты царевен белей,
Юн снедает волшебная треба,
И несут фавориткам аллей
Шали темные феи Эреба.

Двадцать пятый фрагмент

Иль чудесные балы вспоем,
Яко дивная ночь премерцает,
Аониды в безумстве своем
Любят нас, Геба сех восклицает.

Славь хотя бы певцов, Одеон,
Разливай золотую отраву,
Юн пьяни, коих алчет неон,
Потакай их веселому нраву.

И к честному столу ниспадут
Бледных ангелей смерти лилеи,
И молчащим букеты дадут –
Из тенет палой вербной аллеи.

Тридцать третий фрагмент

Испоили никейским вином
Бледных царичей, крысы чумные
Вновь о хлебах пищат и рядном
Свиты чресла юдиц ледяные.

Траур носят шаловы, зане
Их тоска и веселье снедают,
К изголовиям льнут хоть во сне
Гробовом и, беснуясь, рыдают.

Цветь и мирра со чел истекут,
Мрамор темный закроет обсиды
Там, где царей меж брамин влекут
И успенные реют сильфиды.

Пятидесятый фрагмент

Боги, боги, сребрите шелка
Юных дев, пленниц темного царства
Привечайте, лазурь высока,
Хватит небам любви и коварства.

Яко пиры шумят и гостей
Не устанут встречать эвмениды,
Из далеких найдем областей –
Мглой и вишнями потчуйтесь, Иды.

Соваянья их будут чернеть,
О власах разлетятся заколки,
И начинут во тьме пламенеть
Мертвых граций незвездные шелки.

Портреты юдиц с воском

Пятый фрагмент

От коньячного пунша бледны
Ворогини и млечные девы,
И Снегурочек тьмой ложесны
Увиенны, и спят Женевьевы.

Лейте хмель в антикварный сумрак,
Золотыя менады, рисуйте
Неб сангины, тще ль феям арак
Налиют, о царевнах пасуйте.

Станут лядвия юдиц гореть,
Будут миррой чела истекаться,
Нам тогда положат умереть,
Им – всеприсно о желти икаться.

Одиннадцатый фрагмент

Вновь откупорим ночь и столы
Антикварные щедро уставим,
Пусть резвятся младые юлы,
Где о вечности мило картавим.

Лона белых прелестниц шелков
Совиет кисея золотая,
Ель горит и чарует альков,
Под холодной макушкою тая.

Аще юдиц нельзя обмануть,
Воском их рамена истекают,
Хоть в пиры забежим, чтоб минуть
Бестий сех, кои нощность алкают.

Двадцать пятый фрагмент

В парфюмерных шкатулках менин
Тает воск и хрустальные свечи,
Ах, бежим ли юдиц именин –
Эльфы их совлекут до Унечи.

Ночи рамники Иды свели
Ядной желтью лилейною, траур
Яко носят одно короли,
Шляйтесь мимо, хмелейте от аур.

Сколь юродным о блестках уснуть
Фри дадут, мглой зальются вагины,
Мы лишь сможем тогда протянуть
Черной нитью царевен сангины.

Пятидесятый фрагмент

Блекнут ярусы хвои, легки
Эльфы темные, дивы белые,
Что и хоры, пеют ангелки,
Но глушат их обручницы злые.

Юдиц пляшущих черной каймой
Соведем ли, зане веселятся,
Пусть белену алкают с Чумой,
О холодных фарфорах мелятся.

Ах, гербовники царствий тлеют,
Оспой битые перси юнеток,
И юдицы меж емин снуют,
Воск лия на серебро монеток.